— …и здесь, таким образом, мы встаем перед фактом: каковы бы ни были тому причины, совокупность духовных признаков, реальная ли, мнимая ли – как вам будет угодно, — приобретает в условиях Котловской Аномалии аномальную же стабильность вкупе с гораздо более высоким, чем где бы то ни было, весом. О том, почему в контексте поставленных нами задач обсуждение реальности или нереальности так называемой «души» практически бессмысленно, я, надеюсь, вполне исчерпывающе объяснил в начале сегодняшней лекции. Молодые люди, пожалуйста, избавьте меня от необходимости далее выслушивать ваши мнения на этот счет. Это не имеет сейчас никакого значения и только уводит нас от реальной проблематики, и еще, в дальнейшем прошу вас приходить вовремя.
Профессор Спиридонов перевел дух. К «молодым людям», давно уже притихшим, он обратился проформы ради: те давно оставили свои скептические замечания, которые поначалу норовили вклинить каждый раз, когда с профессорских уст слетал сомнительный, по их мнению, термин наподобие «душа», «энергия» или «божество». Были ли они убеждены, или же (скорее всего) утратили интерес к профессору-ретрограду, Николай Фирсович не знал. Впрочем, дискуссии с любознательной молодежью давно перестали его развлекать – все аргументы юнцов, опьяненных идеей либо полного и окончательного отсутствия души, либо ее богоподобной неизменной сущности, известны были ему давным-давно. И даже уверенность, с которой молодые ниспровергатели основ полагали свое мнение оригинальным и свежим, давно не казалась профессору ни забавной, ни трогательной.
— Своего обещания, данного вам в начале этого урока, я не забыл, как вы, верно, подумали, — Николай Фирсович позволил себе хитровато усмехнуться, заметив, как в глазах студентов, опустошенных долгой лекцией, промелькнул огонек живого человеческого любопытства. – Опыт, смею сказать, предельно простой, но довольно эффектный. Павлуша, прошу вас, распорядитесь.
Возник упитанный лаборант со странноватым, неприятно сытым лицом тайного извращенца (профессор откровенно побаивался этого человека, в чем иной раз, под настроение, со вкусом признавался случайным собеседникам в трактире), только и ждавший этих слов. В его руках был неприметный деревянный ящик, из которого Павлуша извлек небольшого пушистого зверька песочного цвета, извлек и передал профессору. Зверек не вырывался, лишь прядал длинными ушами.
— Извольте видеть – так называемая «земноводная свинья Параскевича», в наших широтах в дикой природе не встречается, — профессор Спиридонов поднял зверька над головой, не без удовлетворения отмечая, как студенты начинают непроизвольно вытягивать шеи, стремясь разглядеть невиданное животное.
— А здесь, — продолжал профессор, указывая на массивный куб с прозрачными стенками, — самая что ни на есть обыкновенная вода. В этом некоторые любопытные уже успели сегодня убедиться. А теперь вы узнаете, с какой целью мы подготовили сегодня емкость с обыкновенной чистой водой.
Профессор подошел к водяному кубу, затем, словно что-то вспомнив, снова обратился к аудитории.
— Лицам особо чувствительным искренняя просьба – не устраивать сцен, не разобравшись. Опыт отнюдь не так жесток, как может показаться поначалу. Итак…
Профессор Спиридонов опустил зверька в воду. Тот мгновенно погрузился на дно, даже не пытаясь предпринять что-либо для своего спасения, лишь вяло перебирал лапами, словно спал, и снилось ему бегство.
— Как многим из вас, несомненно, известно, так называемая «земноводная свинья Параскевича» — единственное млекопитающее на свете, которое абсолютно не способно к самостоятельному плаванию. Но это – еще не главное его качество. Так называемая «земноводная свинья» обладает еще одним интересным свойством, делающим ее весьма подходящим объектом для наглядного опыта. Это – крайне слабая, по сравнению с другими высшими живыми организмами, связь духа с плотью. Для того, чтобы полностью отойти, духу так называемой «земноводной свиньи» достаточно четырех минут. Давайте же проведем эти минуты в почтительном молчании, ибо перед нами разворачивается самое главное таинство, которое только возможно в этой жизни.
Воцарилась полная тишина – такая, что профессор смог расслышать, как присутствующие в аудитории жрецы читают про себя свои молитвы, взывая к божествам, а маги запускают в эфир щупальца когнитивного усердия.
Минуты шли. Зверек, переставший было подавать признаки жизни, вдруг зашевелился. Открыл глаза (это, конечно, заметили только в первых рядах). Поплыл – очень уверенно. Начал нарезать круги и восьмерки в толще воды, будто бы что-то вынюхивая. Кто-то на задних рядах, не выдержав, рванулся вперед – смотреть. Это послужило для всех сигналом – секунды спустя почти вся аудитория сгрудилась около водяного куба; студенты теснились, наступали друг на другу на ноги, но никто не замечал неудобств. На своих местах остались лишь единицы, но и те, не удержавшись, встали и вытянули шеи.
— Павлуша, я вас прошу, — наслаждаясь произведенным эффектом, обратился профессор к ассистенту. Тот уже стоял возле водяного куба, вооруженный толстой грубой перчаткой, натянутой на правую руку по самое плечо.
— Надо отметить, в своей водяной ипостаси зверь крайне опасен, что являет полную противоположность в сравнении с его более привычной… осторожнее, прошу вас, вот так…
Ассистент, не обращая на тревогу профессора ни малейшего внимания, молниеносным движением извлек зверька из воды, ухватив его за шкирку. Зверек, изогнувшись, попытался тяпнуть человека за руку, и студенты, расслышав удивительно громкое клацанье зубов, непроизвольно отшатнулись.
Оказавшись вне водной среды, зверек обвис бессильной тряпочкой; ассистент положил бездыханное тело на стол. Прошло несколько минут, и зверек снова открыл глаза. Безмятежно оглядев изумленных студентов, ассистента, профессора, он полез обратно в свой ящик. Не дожидаясь указаний, ассистент накрыл ящик крышкой и исчез вместе с ним в преподавательской.
— Как известно ученым, — резюмировал профессор, когда студенты, слегка смущаясь, расселись по местам, — так называемая «земноводная свинья Параскевича» является единственным из ныне обитающих «двойных существ», то есть существ, по своей природе способных с одинаковым успехом занимать две крайне противоречащие друг другу ниши. Ранее сухопутное и речное животное считалось разными видами, точно как эльфы и орки, хотя теперь точно известно, что в физиологическом смысле они друг от друга совершенно не отличаются; одна и та же сущность, «душа», да простят мне этот научно малообоснованный термин, может стать и кротким сухопутным зверьком, и грозным подводным хищником. Вторая, полностью противоположная ее компонента при этом никак не проявляется, хотя и присутствует незримо. И здесь, в условиях Котловской Аномалии, мы можем наблюдать это присутствие вполне, так сказать, предметно. Надо отметить, что в нормальных условиях так называемая «земноводная свинья Параскевича», упав случайным образом в воду, незамедлительно гибнет, не возрождаясь, и наоборот, так что наблюдать трансформацию в природе невозможно или практически невозможно — в отличие, кстати, от выхода орков из эльфийского умертвия. Что, в свою очередь, открывает перед нами массу вопросов о генезисе животного, наделенного столь удивительными свойствами; вопросов, на которые господа естествоиспытатели по сей день не готовы дать однозначного и непротиворечивого ответа…
Договаривал профессор с неохотой, вдохновение его почти покинуло. Во-первых, он досадовал, что каким-то образом в центре внимания снова оказалась так называемая «земноводная свинья Параскевича», хотя предметом лекции являлась отнюдь не она. Во-вторых, Анатолий Роговской, который был одним из немногих слушателей, не рванувших вместе со всеми к аквариуму, покинул аудиторию – в момент повторного оживления проклятой свиньи в аудиторию буквально влетела, пользуясь тем, что всё внимание студентов было приковано к показательному опыту, златовласая девушка. Елена Антонова – а это была, безусловно, она, — начала что-то взбудораженно рассказывать, и новости явно были недобрыми, потому что Анатолий тут же встал, и они ушли, не дождавшись даже, пока свинья…
Впрочем, довольно уже свиней на сегодня, думал профессор, продолжая изливать на слушателей текст лекции, как надоели уже эти свиньи…
Плохо, думал он, очень плохо, надо было побеседовать с Роговским сразу же, не оставлять его на «после лекции». Неужели, думал Спиридонов, и на этот раз всему виной лишь тщеславие…
Выйдя за городскую черту, Рагнар снял кольцо, делающее его невидимым для невнимательных прохожих. Ходить невидимым Рагнар не любил. Было в этом что-то беcчестное. Как трус.
Дождь кончился, едва успев промочить разогретую землю. Появилось солнце, и воздух тут же наполнился испарениями. Это было нехорошо. Рагнар был рад солнцу, но густым воздухом будет трудно дышать, если придется спешить. А спешить, видимо, придется. Рагнар чувствовал, что в своем преследовании он не одинок.
Каменистая, совсем не раскисшая тропа была довольно узкой. Вокруг стояло редколесье. Преобладали березы, трава была высокая. Спрятаться было легко, но двигаться скрытно – трудно. Поэтому Рагнар не очень внимательно смотрел по сторонам. Тот, кто спорит с Рагнаром за его добычу, здесь не пройдет.
Рагнар двигался легко и бесшумно. Справа открылась узкая, но расширяющаяся к западу прогалина. Ландшафт понижался, и видно было далеко. На прогалине стоял длинноволосый, безбородый и безусый человек. Он что-то рисовал на большом холсте, поставленным вертикально при помощи деревянного приспособления. Меча при нем не было, и другой бы счел, что пред ним муж женовидный, но Рагнар понимал, что это – скальд, а скальдам дозволено многое.
Рагнар чувствовал, что те, за кем он следует, не торопятся, и сам двигался не так быстро, как мог бы. Его неведомый соперник тоже не спешил. Рагнар никогда бы в этом не признался, но дышать земным воздухом, ощущать биение живого сердца было приятно. Валхалла была совсем не такой, как рисовалось. Но при том всё, что пели скальды о небесных чертогах, оказалось чистой правдой. Так тоже бывает.
Прохожих Рагнар не встретил. На втором часу пути впереди показался было любопытный гномик, но пока Рагнар изготовил пращу к стрельбе, тот исчез. Чтобы не оскорбить оружие, Рагнар метнул ядро в птицу, но промахнулся.
Те пошли еще медленнее. Рагнар чуть было не догнал их, что было бы большой ошибкой. Пришлось подождать, пока преследуемые отойдут хотя бы на сто шагов. Рагнар присел на сосновое бревно. Березняк агонизировал на глазах, уступая позиции молодому сосновому бору.
Зазвенели, почуяв неподвижного человека, комары. Рагнар внезапно ощутил себя молодым. Он вскочил на ноги и выхватил секиру. Двустороннюю, свою любимую, давным-давно с боем добытую на далёком острове в южном море. Над странной её формой потешались порою мужи неразумные… но недолго, очень недолго.
Десять секунд упражнения, свиста и смеха – и комаров значительно убавилось. Рагнар внимательно осмотрел тусклые лезвия и заключил, что точно пополам было разрублено не менее сотни крылатых кровососов. Это был хороший результат.
Наконец настала пора двигаться дальше. Рагнар уже совсем не торопился. По краям потянулась приболоченная низина, неравномерно поросшая кривыми соснами. Странно, подумал Рагнар, что художник не дошел до этого места. Сосны были красивыми. Надо будет рассказать ему на обратном пути.
Встретился живой мертвец, неумело спрятавшийся за деревом. Рагнар подошел и без разговоров разрубил отвратительного покойника пополам. Поискал, зная их повадки, рядом, нашел еще троих чуть в отдалении, пробежался и зарубил и их, делая ровно столько взмахов секирой, сколько было противников.
В отдалении от тропы Рагнар заметил круглую каменную башню розового кирпича, похожую на колодезное навершие, но высотой в полтора человеческих роста. Дверей у башни не было, а единственное окошко, маленькое и круглое, располагалось слишком высоко. Башня сильно заросла, кладка казалась очень древней. Рагнар никогда прежде такого не видел.
Лес становился всё реже, башни и другие подобные сооружения попадались всё чаще. Некоторые из них торчали прямо из болота, словно их затянуло в трясину почти по самую крышу. Рагнар почувствовал легкое любопытство, но преследование, а говоря точнее, выслеживание, не оставляло возможностей для подробного ознакомления с местными диковинами. Тем более, что тот, другой, медленно приближался.
Наконец Рагнар учуял, что те, за кем он следовал, добрались до места назначения. Не без сожаления Рагнар надел кольцо невидимости и неспешно обошел вокруг старого дерева, чтобы кольцо наверное заработало. Затем медленно, очень осторожно направился вперед, стараясь двигаться в тени деревьев.
Тропинка вела к довольно большому круглому кирпичному зданию с высокой заостренной крышей. У этого здания была невысокая, но широкая дверь и несколько круглых окошек, прорубленных в кладке как бы наискось. Преследуемые были внутри.
Рагнар подошел к стене; нижнее из окон было выше его роста где-то на локоть, но время и ветер выщербили в кладке некое подобие ступеней. Рагнар без труда поднялся и заглянул внутрь.
Только теперь Рагнар увидел тех, ради кого он был командирован из небесных чертогов. Их было четверо – два воина и две девы-жрицы. Воины, несмотря на справное облачение, едва ли были достойными соперниками. Девы были красивы.
Их предводитель, печальный воин в вороненых доспехах, говорил о чем-то со жрецом. Был ли бог, которому служил этот жрец, злым, не был ли – Рагнар не понял. Жрец был какой-то мутный. На нем была серая бесформенная ряса, из которой под несколько странным углом торчала голова. (Наверное, заключил Рагнар, так кажется от того, что не видно шеи). О чем шла речь, Рагнар не слышал, да и что ему было до разговоров.
Так Рагнар чуть было не попался. В прихожую, где шла беседа, из залы вошел другой жрец, очень похожий на первого, и едва не заметил Рагнара. Никакое кольцо тут, конечно, не помогло бы. Но Рагнар успел отшатнуться.
Не зная, когда его подопечные покинут капище, Рагнар решил спрятался в кустах, растущих неподалеку. И вовремя – дверь открылась, и на улицу вышли все четверо, сопровождаемые вторым священником, что помоложе. И тут же – но с противной стороны – появился другой их преследователь. Тот, которого Рагнар чуял, но до поры не видел. И вообще – таких Рагнар не видал никогда.
Он был похож на старого раздутого покойника, его руки свисали до земли. Одет он был в старый зеленый пиджак на голое тело и в штаны, подходящие к пиджаку лишь отчасти. Также он был бос, и ноги у него были очень грязные. Лицо его трудно было разглядеть из-за огромной бесформенной бороды, непристойно торчащей сразу во все стороны. Гладко прилизанные мокрые волосы покрывали низкий лоб и доходили прямо до глаз. Глаза были маленькие, злые, неожиданно живые и умные. Утопленник явно заметил Рагнара, скользнул по нему хитроватым взглядом, не заинтересовался и переключился на людей.
Рагнар с большим вниманием наблюдал, как четверка его подопечных, усиленная молодым священнослужителем, готовится к поединку с непонятным противником. Одна из жриц тут же открыла поле битвы для взора своей богини (правда, отметил Рагнар, богиню это зрелище не очень заинтересовало), вторая, даже не пытаясь воззвать горе, пустила во врага пару стрел. Утопленник медленно, с очень нехорошей улыбкой на лице, приближался; простые, ничем не подкрепленные стрелы его не потревожили.
Воины, обменявшись условными сигналами, решили атаковать по одному. Тот, что повыше, выхватил неладный с виду меч, не короткий и не длинный, однако заговоренный на покойника, и с нежданной прытью рванул вперед. Рагнар одобрительно кивнул: план ему понравился. Проведя вихреобразную атаку, воин отступил; ранить противника, правда, ему не удалось, но и тот не сумел достать его длинной и не по-человечески гибкой рукой. Сию же секунду в бой вступил второй воин, вооруженный богато украшенной секирой. Действовал он заметно медленнее. Это было некстати: утопленник провел очень ловкое зачерпывающее движение справа, и рванул воина на себя. Тот, не выпустив из рук секиру, кубарем покатился мертвецу под ноги, провел низовую атаку (Рагнар неодобрительно покачал головой, осуждая бессмысленный риск), слегка того задел и пытался было уйти на дистанцию, но мертвец того ему не позволил, облапив обеими руками. Воин вскричал от боли. И тут бы настал ему конец, если б не его товарищ – тот снова обрушил на покойника вихрь ударов, вынудив его выпустить добычу и сосредоточиться на обороне. Размашистая оплеуха – и второй боец кубарем летит в кусты, почти что Рагнару в объятия, а мертвец вдруг ухмыляется и с неприятной быстротой спешит к девам, занятым своим колдовством. Огненная стрела, попавшая ему в грудь и слегка подпалившая бороду, задерживает покойника лишь на миг; заклинание Небесной Благодати (длинное, думает Рагнар, очень длинное и в исполнении юной девы фактически бесполезное) заставляет его взреветь, но не сбавить шаг. Молодой священник, прервав свое заклинание, вмиг лишается мужества, и с криком: «Да это же Жорик!» — бежит по тропе в лес, даже не попытавшись укрыться в доме.
Здесь Рагнар решает вмешаться. Защита этих людей – его долг, именно по этой причине он снова оказался здесь, во плоти. Быстрее собственной мысли Рагнар выскакивает из кустов, нагоняет мертвеца сзади и наносит три удара невиданной силы. Мертвец странно изворачивается внутри себя и контратакует. Рагнар уходит, потом, тем же движением, возвращается и повторяет атаку. Мертвец отвечает тем же – отход, возвращение, удар. Его грузное тело движется словно бы медленно и неуклюже, но это лишь иллюзия. Давно, очень давно Рагнар не сталкивался с таким достойным противником. Наверное, с самого момента смерти.
— Бегите! – кричит Рагнар, глядя боковым зрением, как девы помогают подняться своим воинам.
Еще удар. Рука мертвеца, гибкая и длинная, и такая тяжелая, завершается раскрытой ладонью, словно лопатой. Эта лопата опускается на плечо Рагнара, и тот, не в силах удержаться, припадает на одно колено. На какой-то миг противник прижимает Рагнара к земле, но тот, справившись с изумлением, отшвыривает покойника на несколько ярдов. Теперь удивляется мертвец – а этот мертвец, в отличие от всех мертвецов, известных Рагнару, способен удивляться.
— Скорее уходите, я его задержу! – повторяет Рагнар, изготовляясь для новой атаки. Мертвец не спешит нападать – и Рагнар не верит своим глазам, говорящим, что тот — колдует!.. Еще несколько мгновений, и с рук мертвеца действительно срывается шар гнойно-желтого пламени, и разрывается за спиной Рагнара, слегка его обжигая. Сзади раздаются крики боли, мужские ли, женские голоса – не разберешь. Бегите, глупцы! — вопит Рагнар, не заботясь уже, слышат ли его голос, понимают ли его слова. Колдун-утопленник занимает всё его внимание без остатка.
А так? Рагнар проводит сложную, действительно сложную, даже для него, комбинацию. На безволосой груди противника вспухает желто-зеленый порез. Работает!.. Мертвец вдруг складывается колесом, чего Рагнар менее всего ожидает, и подкатывается эйнхерию под ноги. Рагнар падает, стараясь нанести противнику удар даже в падении, откатывается в сторону, чувствуя, что кости левого плеча превратились в сплошную мозжу. Но всё же встает – так, как вставал все эти века.
Колдун-мертвец стоит, ссутулившись, так, что страшные руки достают до земли, стоит и злобно смотрит на Рагнара. Он как будто вспотел – ко лбу прилипла прядь волос, придающая «лицу» утопленника почти человеческое, упрямое и неутомимое выражение. Рагнар же, пользуясь минутной передышкой, заводит песню, от которой раны затягиваются сами собой, а кости возвращаются на исконные места, песню, которую лишь эйнхерию дозволено петь.
Рагнар уже и не помнит, когда в последний раз был он так счастлив.
# Manowar Army Of The Dead, Part I
Кузнецов остановился лишь после того, как убедился наверняка: погони нет. Он не обманывал себя. Если бы погоня была, его давно бы догнали и убили. Значит, погони нет, и можно перевести дух.
Чуть отдышавшись, Кузнецов присел отдохнуть на громадное сосновое бревно; в иной день он побоялся бы запачкать рясу в маркой смоле, но мантия, после пробежки по лесу, и так была грязнее некуда. Кузнецов отдыхал, ожидая, что вот-вот появятся его несостоявшиеся спутники. Он явственно слышал их сбивчивый топот и отрывистые задыхающиеся голоса.
— Вот он сидит! – воскликнула одна из дам, заметив Кузнецова. Подошли и другие, все четверо; они разглядывали молодого жреца с брезгливым любопытством.
«Презирают», — безразлично подумал Кузнецов. «Дебилы».
Ему не было стыдно. Напротив, он был откровенно горд за то, что принял единственно верное решение, не потеряв ни секунды. Ему казалось, что увидел Жорика и побежал со всех ног он одновременно — первое как будто бы даже не было прямым следствием второго.
— Евгений, можно просто Женя, — представился Кузнецов. – Этот… Жорик… убили вы его, что ли?
— Как бы не так, — отмахнулась Елена. – Бежали тоже.
— Отступили с боем, — кисло улыбаясь, поправил ее Вячеслав. – Так вернее.
— Ну этого-то… — попытался внести ясность Кузнецов, — с кем оставили?
— Небесного Добровольца ты что ли не видел? – довольно грубо спросил Вячеслав.
— Видел, как же, — рассудительно ответил Кузнецов, — тут только слепой не увидит. Долго он Жорика продержит, как вы полагаете?
— Я полагаю, он этого вашего Жорика… кстати, что за Жорик? Это имя того… людоеда, или класс существ так называется?
Кузнецов уклончиво пожал плечами, но воин по имени Вячеслав, очевидно, ждал другого ответа – он взял жреца за плечи и самым грубым образом встряхнул. Кузнецов чуть не свалился с бревна. К такому простецкому обращению он приучен не был.
— Да что вы себе позволяете!.. – взвился было он и тут же опасливо угас, но Вячеслав явно не планировал повторять атаку, и Кузнецова это взбодрило. – Да вы бы хоть знали! Я, например, из Загорска, из самой столицы. Мне что оставалось, кроме как бежать? Ведь именно за мной он, надо думать, и шел. Не за вами же. Уж простите, но ваше происхождение сегодня вас, надо думать, спасло…
— Надо думать!.. – передразнила Евгения Елена. – Тебе, герой, задали прямой вопрос. И простой. Ты бы лучше отвечал, а? А то второй раз мы Славу, пожалуй, не удержим.
Кузнецов хотел было сказать, что он и первого-то раза толком не увидел, но почему-то не сказал. Жорик, значит… интересуются Жориком… Это надо осмыслить…
В сознании Кузнецова разверзлась обычная пропасть. На другой стороне стоял Курган и смотрел всевидящими глазами в какую-то невообразимую сторону, внизу хохотало Бессмысленное, и чтобы понять, нужно создать мост из четкой, ясной и последовательной мысли, мост через пропасть сознания, мост в мозг…
Грубый тычок в левый бок – и глаза открылись сами собой. Чего опять хотят эти крестьяне?
— Заснул? – Вячеслав выглядел взбешенным. Кузнецов покачал головой, чуть более нервно, чем надо бы. Что вообще происходит?
— Вы что-то хотели? – спросил Евгений, стараясь, чтобы голос его звучал естественно. Получилось всё равно как-то не так. Евгений сразу замечал, когда реплики произносились не так – в этот момент он выходил из сцепки с собеседником, а тот терялся и оглядывался. Так и есть – заозирались друг на друга.
— Про Жорика говорили, — участливо напомнила Тамара. Кузнецов посмотрел на нее с благодарностью.
— Да, помню, — откликнулся он. – Увидели Жорика, я убежал… потом опять встретил вас… что это, как не знак судьбы? Пойдемте уже по вашему делу, если оно для вас до сих пор что-то значит.
Воины переглянулись.
— Ну, пойдем, что ли, — невесело вздохнув, согласился Анатолий, лидер группы, и все пошли. Проходя просеку, увидели пустой мольберт и сапоги в траве. Художник тоже, видимо, был из загорских. Приезжают тут, с нарастающей яростью подумал Кузнецов, раскармливают эту нежить… а потом претензии, вопросы…
На дам из отряда натюрморт – мольберт с сапогами, — произвел довольно гнетущее впечатление. Кузнецов постарался успокоить их, объясняя, что Жорик ест только столичных жителей (объяснять, что делает он с провинциалами, не стал). Дамы, однако, не успокоились.
— Я, между прочим, в Загорске родилась, — с вызовом произнесла Елена, пытаясь – без особого, надо сказать, успеха, — яростно сверкать глазами. Выглядела она слишком спокойной для этого и усталой.
— А я с Хомяков, — просто ответила Тамара. – Мне нечего бояться, правда?
— Ну, в каком-то смысле, — уклонился Евгений. – Нам бы поторопиться – Жорик так просто со следа не соскакивает, тем более пока в лесу.
Никакого преследования за собой он не чувствовал, но всё-таки – Жорик… Кузнецов видел Жорика не впервые, но это был какой-то новый, не то, что прежде. Этот был, пожалуй, попроворней, хотя и не такой злой. Или такой? Проверять не хотелось.
— Болотная нечисть, питается столичными жителями, туристами тоже, — объяснял Кузнецов, окончательно уразумев, что его спутники не знают элементарных вещей. – Для местных опасно, но не критично, можно убежать там, или что. Вот они и развели. А кто из Загорска, тому каждый шаг по лесу – смерть. – Кузнецов ощущал, что начинает жестикулировать, но не мог остановиться, впечатления, все эти впечатления, и мост через пропасть Бессмысленного так и остался сегодня недостроенным. – Мы говорим, ну что-то же можно поделать, эти разоряют же хутора и жрут туристов, Охотник всех без разбора отправляет к праотцам, то есть это он думает, что к праотцам, а какие у нас теперь праотцы, мы ж тут все хуйня просто какая-то бесхозная… А этим ничего, хоть бы хер, они нас еще во всем, вот типа, курганник идет, давай его… А как чего надо, они что ли к Асмаралу? Да ебал их Асмарал с такими просьбами, к нам всё, к нам… Вот и живи… Жориков прогнать не могут, а указывают, че делать… Пидарасы поганые, ебать их в сраку…
Кузнецов видел, как стремительно белеет перед глазами, затем не видел уже ничего, кроме слепящей яркой белоснежной белизны, а потом кто-то чем-то ёбнул ему по голове, справа вскользь, и потащил по тропинке на плечах – ветки деревьев смешно щекотали лицо.
Аркадий Львович Ган сидел в полумраке. Ему не хотелось зажигать свечку. Может быть, думал он, это потому, что пока свечка не горит – вечер не настал. А раз не настал, то всё, что должно этим вечером случиться, подождет…
Пустое, подумал про себя Аркадий Львович, и произнес огненное слово. В семи плошках вспыхнули разноцветные свечки – все одновременно, лишь розовая, по обыкновению, отстала на полтора такта, — и в тот же миг в коридоре послышался грохот сапог. Еще пара мгновений, и в дверь постучали. Постучали негромко, уверенно.
Какая глупая чушь лезет в голову.
Аркадий Львович открыл. На пороге стояла Елена – вид у нее был усталый, что почему-то делало ее заметно моложе.
— Мы справились, Аркадий Львович, — сказала она. – Было трудно, но мы справились.
— Где… он? – небрежно осведомился Ган, сделав паузу, словно сгладив какой-то нелестный эпитет.
— Там же, наверху. С ним, правда, тоже по дороге худо стало, вот уж нам везет сегодня… Но этого-то мы приведем в чувство, я думаю, они там уже… Подниметесь?
— Сейчас, Леночка, сейчас. Вы ступайте, я пока оденусь…
Антонова исчезла в коридоре. Аркадий Львович, гася свет фиолетовой, синей и розовой свечи, чувствовал себя законченным мерзавцем. Каждый раз всё труднее, думал, он, каждый раз.
Но что поделать, когда так сытно пахнет супом…
Красное, желтое, зеленое и белое пламя – всё, что осталось в окне второго этажа. Остальные свечи погасли. Объект на месте, рассудил Пархом, он легкая добыча сам по себе, но он там не один… Если только старый придурок не напутал со свечами, а ведь он может и напутать.
— Пойдем прямо сейчас, — произнес Луи, и Пархом кротко кивнул. Хорошо, что Луи старший. Пусть принимает свои блестящие решения.
— Что включать? – поколебавшись, Луи назвал несколько заклинаний. Жрецы начали читать, сливаясь со своим божеством. Затем, слегка сгибаясь под тенью Незримости, Божьей Длани, Защиты от Взглядов, Каменной Шкуры и Зеркала Стрел, зашли в полуоткрытую дверь. Никто в «Охотном ряду», ни один посетитель, почему-то не приметил двух довольно крупных гостей, одетых в роскошные до отвращения мантии, угольно-черные, расшитые золотом и багрянцем. Убедившись, что их невидимость работает, жрецы медленно, стараясь двигаться полностью синхронно (что у них получалось довольно плохо, но не было свидетелей, не было), начали подниматься по лестнице. Та, осознав серьезность положения, даже не всхлипнула.
Пархом, шедший следом, отметил, что Луи надел не совсем те заклинания, что предложил читать Пархому. Или даже совсем не те. Хитрый. Хоть старший, а хитрый. Ничего, пусть идет. Пархом видел, что Луи оставался собой – даже здесь он умудрился промахнуться, оставив торчать «кольцо» одного из заклинаний. Какого именно? Пархом не знал, да и разницы-то. Ловким, почти незаметным движением воли Пархом вынул «кольцо», сделав непонятное заклинание бессмысленным и опасным.
Вот и нужная дверь. Луи замешкался, начитывая еще что-то, и дверь, приглашающее скрипнув, отворилась сама. Потратив добрую половину секунды, чтоб понять, что это всё-таки значит, Пархом начал медленно, как в страшном ритуале, разворачиваться и бежать, бежать, кубарем по лестнице вниз, наружу, в душноватую темноту городской окраины…
Никуда он не бежал. Он сидел, прислонившись к стенке, и из головы его текло. А вот Луи был уже повсюду. Большая его часть брызнула на потолок, но некоторые ошметки долетели и до коридора, густо вывозив в крови поверхность стен. И не только в крови, не только…
Высокий воин с безобразном шрамом на грубом лице озадаченно осматривал свой меч. Меч был самый обычный, полуторный, зачарованный на урон и на мертвеца, и почему всё-таки противник после первого же удара лопнул кровавым пузырем, владелец явно не понимал. Вот так, пронеслась неуместная мысль, люди и начинают открывать в себе потусторонние способности…
— Кто будет объясняться с хозяином? – иронично поинтересовался кто-то. Воин отмахнулся: какой тут объясняться. Собственный меч тревожил его сильнее.
— С хозяином мы сейчас все сразу пойдем и объяснимся, — сказала одна из девушек.
— С этим недобитым кто останется? – Вторая. – Эй, ослик, ты лопаться, как твой дружок, не собираешься?
Пархом помотал головой, скалясь от ревущей боли.
— Не дождетесь, любезная дама, — проскрипел он, ощущая во рту существенный недостаток зубов. Когда только успели, всё так вот клочками… кусочками…
— Я с ним подежурю, ага, — сказала жрица Леты, глядя на Пархома сверху вниз, так, как на людей редко смотрят. – Вы разберитесь с нашим хозяином. Только, Толик, постарайтесь уж ради разнообразия… не сразу убивайте, попробуйте сперва договориться. Он сейчас должен быть очень, очень сговорчивым.
— Если не сбежал еще! – рявкнул самый здоровенный воин, и троица загрохотала сапогами в сторону хозяйского крыла. Пархом и лесная ведьма, рассудительная и спокойная, как ледяной ужас, остались вдвоем.
— Жить хочешь, ослик? – мягко спросила она.
Аркадий Львович сидел за столом без движения. Дверь защищали – точнее, стояли так, будто бы готовились защищать дверь, — два воина; странные девушки-близняшки устроились на диване, их позы были неуловимо симметричными. Неприятный молодой человек высокого роста, маг, нервно мерил шагами комнату.
— Сейчас явятся, — спокойно бросил густо небритый воин с секирой, и тут же в коридоре послышался грохот шагов. Сейчас что-то будет.
— Стой, кто идет! – зычно воскликнул второй. Какой поставленный голос, отметил Аркадий Львович.
Реплика возымела действие. Кто бы ни шел там, за дверью, — стихло.
— С кем имею честь? – спустя вечность, поинтересовались из-за двери. Голос был чуть ленивый, равнодушный, и тоже отлично поставленный.
— Салтык? – удивился небритый.
Они еще и знакомы? Аркадий Львович вряд ли мог сегодня чему-то удивляться, однако, как ни странно, у него еще хватало сил огорчаться от новых неприятных открытий. Какой плохой день, какой же плохой…
Тому, кто за дверью, обращение явно не понравилось. Дверь распахнулась, словно от удара ногой, и в комнату ворвался высоченный воин. Он вел себя не так, как человек, пришедший сражаться, он совершал какие-то совсем не те движения, у него была другая мимика, и потому, как бы ни были все готовы к бою, никто не успел и пальцем пошевелить. Салтык подскочил к небритому, резко схватил того за воротник и бросил на стену. Дом содрогнулся и жалобно запищал.
— Ты меня, пидарас, забыл уже, — говорил этот «Салтык», пристально разглядывая искаженное ужасом лицо противника. – Вам всем, пидарасам, напоминать нужно…
Сказав так, «Салтык» схватил небритого левой рукой за шею, резко нагнул и бросил вперед – тот, пролетев несколько метров, затормозил в шкафу с документами. Сверху посыпались растрепанные папки, и Аркадий Львович ощутил острый укол стыда за беспорядок. Если всё закончится, думал он, как только всё закончится, надо привести дела в порядок, сжечь их, что ли, к чертовой матери… Точно, если жив останусь – всё сожгу, стоит только это говно плодить бесконечно…
— Славик, не психуй, — увещевательно обратился к гостю второй воин, глядя на того, как на опасное животное. – Он от неожиданности просто, ну.
— Ага, блядь, вот вам и неожиданность, — покачивая головой, словно в изумлении, отвечал Салтык. – Вы вообще тут что? Вы этого защищать подрядились?
Воины посмотрели на Аркадия Львовича так, будто впервые его увидели.
— У нас… мы некоторым образом имеем обязательства… Так что да, можно сказать, что мы его защищаем. Это будет не очень точно, но по ситуации верно. Не от вас защищаем, а вообще. Должны теперь.
— С вами, значит, у нас конфликт интересов, — раздумчиво проговорил Салтык-Слава. – Паша, давай так поступим… сейчас я выйду, пожалуй, да, выйду и снова войду. Через некоторое время. Чтоб вы успели подготовиться там, помолиться… Ага?
Паша прищурился, ничего не сказал. Его напарник уже вылез из шкафа и встал, слегка понурившись и надув щеки, рядом. Салтык-Слава смотрел на обоих, как на говно.
— Славик, а зачем тебе? – неожиданно подал голос тот, что побывал в шкафу. Как его – Лазарев?..
— Он к нам асмаральских подослал, — охотно объяснил (что тоже стало неожиданностью) Салтык.
— Да ну? – изумился Лазарев. – А вы чо?
— Одного я по стенке размазал, второй живой… уже показания дает, понял ты?
— Ага, — подобострастно ухмыльнулся небритый. – Я понял. Ну ты б за вчерашнее… ты понимаешь, с банки все дурные, что-то в голову стукнуло…
— Хуйня, забыли. Так чего с этим делать будем?
— А что он вам? – вступил Павел. – Анатолий, вы бы там под дверью не… Лена, здравствуй, Лена, как поживаешь?
В комнату вошли Анатолий и Елена; индифферентно сидящие на диване девушки-птички дружно повернули головы в ее стороны. Какие же они странные…
— Аркадий Львович, голубчик, что же вы так… — в голосе Антоновой прозвучала искренняя укоризна, и Ган почувствовал, что шанс-то есть, есть еще небольшой шанс, и начал торопливо говорить.
Говорил он много, но быстро. Говорил он, как служители Асмарала, пользуясь своим почти что легальным статусом в Нижних Котлах, «помогают» немолодым людям, зашедшим в духовном поиске слишком далеко, всё забыть и вернуть хотя бы крупицу мирской радости… и чем за эту крупицу приходится платить… и вновь и вновь просыпаться от удушливого запаха почвы, крови и супа, грозящего вот-вот вспомнить то, что страшнее и безнадежнее всего на свете, вскрыть смертельную рану души, и никто ведь не предупреждал, что вмешательство Асмарала нарушает гармонию элементов раз и навсегда, и «само собой» ничего никогда уже не пройдет, не восстановится, не залечится… а значит, черные с золотом и багрянцем люди, или, как они себя называют, Черные Врачи, будут приходить в дома всё чаще и чаще… Деньги их уже почти не интересуют, нет…
— Они требуют крови священника, — констатировала Елена.
— Да. Вы правы. Им почти всё равно, чей священник, даже самого Асмарала, лишь бы не Ткача. За священника они бы… Впрочем, пустое. Я решил воспользоваться возможностью. А теперь я в вашей полной власти.
— Толик, ребята, вы же видите, какое положение, — увещевал Лазарев. – Он может и сам не хотел, да, Аркадий? Скажи? Ну что теперь вам будет от его смерти, какое дело-то. Опасности с него ноль, мы присмотрим.
— А за вами кто присмотрит? – спросила Елена. Лазарев пожал плечами, простодушно улыбаясь. Длинный, про которого все забыли, уныло выругался, бросил что-то вроде «ну вас всех нахер, разговоры, блядь, сплошные, никто ничего не может», махнул рукой и вышел из комнаты. Сразу стало чуть спокойнее.
— Ну что, Толик, и правда – на кой чорт нам этот… хозяин? – Салтык-Слава явно не хотел всерьез ссориться с земляками. Анатолий посмотрел на Аркадия Львовича изучающе, смотрел долго, наконец, видимо, пришел к определенному выводу и утратил к Гану интерес.
— Да, полагаю, больше он угрозы не представляет. Я прав, Аркадий… эээ… Леонидович?
— Правы, — быстро согласился Аркадий Львович. – Что я теперь буду, да и какой мне смысл? И вам я не угрожал, гостям вашим вот только.
— Ладно, ладно… пришлите кого-нибудь, чтоб в коридоре прибрали…
— Ты действительно так это оставишь?
— Да, Лен, ну какая уже нам разница…
— Славка, я так тобой горжусь! – Елена быстро обняла и поцеловала воина, а тот трогательно покраснел в ответ.
— Аркадий Львович, пойдемте с нами, посмотрите, что там они вообще натворили, — пригласила его Елена; хозяин, не найдя повода отказаться, встал. Горшков и Роговской значительно переглянулись, Горшков покачал головой, и Роговской покачал головой, прибавив, чтобы не оставалось сомнений, резко отрицательный жест. Аркадий Львович, глядя на это, почувствовал себя в относительной безопасности.
Впрочем, сюрпризы еще не кончились. Окровавленный коридор оказался пуст – человеческие ошметки не в счет. Комната гостей тоже была пуста – не было не только пленного жреца Асмарала, бога неправомерных изменений, не было и жрецов Кургана. Впрочем, совершенно пустой комната не была: в темном углу на кушетке сидела Денисова, сидела и безмолвно глазела на вошедших.
— Тома, а где… все? – тихо спросила ее Антонова.
— Ты о ком? – тут же откликнулась Денисова.
— Пленный… потом этот, с утра… и второй…
— Пленного я отпустила. Он побежал к своим. Теперь я найду их логово в любое время дня и ночи, по запаху. Его след воняет говном. Не перепутаешь.
Аркадий Львович хотел было объяснить, что по следу здесь давно уже никого не ищут, Асмаралу в Нижних Котлах служат средь бела дня, но это вряд ли кому-либо помогло бы.
— А те?
— Женька исцелил Тимофея, они только что ушли. Я записала адрес, не волнуйтесь вы так. Всё в порядке. А этот… — Тамара указала каким-то заостренным предметом на Аркадия Львовича, — оказался, конечно, ни в чем не виноват? Странно, и почему я не удивлена?..
Аркадий Львович Ган устал от страха.
— Я виноват в том, что проклят Асмаралом, — спокойно, словно уже и не взвешивая последствий, произнес он. Все обернулись на его новый голос. – Асмарал вяжет тех, кто к нему обратился хоть раз, по рукам и ногам. Вам здесь следует быть осторожней – иногда бывает очень трудно разобрать, кому служит встречный прохожий.
— С вами у меня проблем не было, — отмахнулась Денисова. Она продолжала сидеть в полутьме, и это почему-то слегка беспокоило. – Вас я сразу распознала, вот только не могла понять, какой вам с нас смысл… Асмаралу продать, если только…
— Не вас, гостей ваших, — поправил Аркадий Львович, постепенно возвращаясь в уютную темную пещерку позади глаз, сплетенную из страхов и надежд. Вроде пронесло на этот раз, вроде пронесло… не начали бы копать глубже…
Надо бы их завтра делом каким занять, неожиданно подумал Аркадий Львович, спускаясь к себе. Серьезным каким-нибудь делом, чтобы не оставалось у них ни сил, ни времени на мелкие стариковские тайны…
Примерно в этот момент Пархом перешел на шаг. Чувства у него были смешанные. С одной стороны, удачно решен вопрос с Луи. С другой – формальная цель не достигнута, задача не выполнена. С третьей…
С третьей стороны всё было странно и страшно. Эта женщина… эта совершенно сумасшедшая женщина держала его и за волосы, и за яйца, и за волю, она говорила что-то огромными белыми глазами, выжигала что-то безумным сиянием в его памяти… что-то всё выспрашивала, да так, что не понять – что…
Что-то обезумевшую ведьму очень, очень тревожило. Это «очень» было как-то связано с округлым предметом, который издавал высокий, практически не слышный звук, когда его сжимали чьи-то пальцы…
Думать об этом дальше Пархом не мог, как ни старался. Ноги сами пускались бегом, и пора было решать, что же докладывать Кардиналу.